- Все пройдет. Вот увидишь, ты переживешь это. Но сейчас слишком мало времени прошло, слишком все внезапно и горько.

Она соглашается, меняет тему, но через пять минут начинает плакать…

Если бы она могла меня слушать, то я рассказала бы ей о маминой соседке тете Вале. 

Я помню ее молодой красивой модницей. Платья тети Вали всегда поражали мое воображение. Муж у нее был под стать нарядам – яркий и веселый. Имени его я не помню, потому что тетя Валя называла его просто Павлов.  Было у них две  дочери - вечно занятые девочки со скрипичными футлярчиками в руках. Сестры Павловы во дворе не играли, а летом уезжали в Крым к родственникам. 

Я уже училась в институте, была вся в студенческой жизни и к маминому сообщению, что Павловы разводятся, отнеслась невнимательно. Ну, что там может быть интересного? Взрослые сорокалетние люди, им уже, наверное, все равно, как жить, - думала я. Что в их возрасте может быть интересного?

Павловы развелись и разъехались. Тетя Валя и мама продолжали созваниваться и ходить друг другу в гости. А совсем недавно я пила с ними чай. Тетя Валя, смеясь, рассказывала мне о своей жизни.

- Спрашиваешь, почему мы с Павловым развелись? Да надоели мне его похождения. То одна любовница приходит выяснять отношения, то другая. Работали мы на одном заводе, все мои сотрудники знали, что муж у меня еще тот ходок. Кто сочувствовал, а кто откровенно издевался. Я терпела долго, а когда девчонки выросли, решила – хватит! Собрала его вещи и – вперед, к очередной пассии!

Три года прожила одна, а потом встретила хорошего человека и вышла замуж. Валентин меня очень любил, и так же сильно ревновал. Прошло одиннадцать лет. Павлов за это время ни разу не объявился. Даже на свадьбу старшей дочери не приехал – где-то отдыхал. И вдруг звонок: «Валя, это твой бывший муж. Я заболел. Бабы меня бросили, дочки знать не хотят, придется умирать в одиночестве». Я ему тогда ответила: «Ты сам хотел свободы, вот и пользуйся!». Сказать сказала, а у самой сердце не на месте. Хоть и наплакалась я в свое время, а жалко его – сколько лет вместе прожили, не чужой же человек! В общем, пришла я к нему в гости. Действительно, лежит в кровати, выглядит ужасно.  В квартире не убрано, еды нет. Стала я к нему перед работой заходить. Сложу еду в судочки-баночки, куплю лекарства и забегу на пять минут. Мужу, конечно, об этом не рассказывала. Он же меня загрызет! Но однажды выхожу я от Павлова, а под подъездом стоит Валентин. «Вот я тебя и выследил! Признавайся, к любовнику ходишь?». Я рассказываю – не верит. «Пойдем, - говорит, - я проверю». Поднялись на этаж, я своим ключом открыла квартиру. Заходим, а Павлов ест из банки суп. Все подозрения были с меня сняты. Валентин  даже взялся мне помогать. «Жалко его, - говорит, - нельзя бросать человека. Давай ты будешь заходить к нему утром, а я вечером». Я на беду согласилась. Почему на беду? Да потому что они подружились! Стал мой Валентин у Павлова частым гостем. Тот от наших забот пошел на поправку и приобщил моего мужа к рыбалке, охоте и прочим мужским «радостям». Хорошо, что не пили… Слова мне нельзя было о Павлове плохого сказать! Но два года назад Валентин мой внезапно умер. Один инсульт, второй, и – все... Теперь уже меня утешал и выхаживал Павлов. Никогда не думала, что так случится. Как я его после развода ненавидела! Слышать его имя не могла, а вот пришлось опять пересечься. Я вот маме твоей рассказываю, что недавно он заявил мне: «Что это мы друг к другу в гости ходим? Выходи за меня замуж!». 

- И что вы решили?

- Не знаю еще. Одной жить плохо, а он не чужой мне человек. Но как вспомню все его пакости… И сестры мои против: «Зачем он тебе нужен? Он же тебе изменял!». Это правда, но сейчас нам за семьдесят. Куда он от меня побежит? Может, и правда, выйти за него снова?

 Мне кажется, что тетя Валя для себя все решила. 

«Перемелется – мука будет». Впервые я услышала эту поговорку от бабушки, когда она поддерживала меня в переживании детских горестей. Бабушка хорошо знала, что горестей этих, как и радостей, еще предвидится в моем будущем немало и, что злость, и грусть из‑за несправедливой отметки, досада из‑за потерявшейся игрушки и даже тоска по уехавшему другу или умершему домашнему зверьку в конце концов пропадут. Время сделает тоску светлой, а злобу и отчаяние смягчит. 

Слышишь, Рита, все перемелется!