«Они студентами были, они друг друга любили…».Эти асадовские строчки пришли Лельке в голову,когда за спиной по телевизору ведущая бодрым голосом начала вещать о приближающемся Дне студента.

Так-так-так, – весело шинкуя капусту Лелька начала активно соображать – что же подарить своему оболтусу в честь предстоящих «хвостов», которые раз в полгода обязательно поселяются в их квартире – сын учился на третьем курсе и особым рвением в учебе не отличался. – Что-то недавно он мне мечтательно так напевал о планшете. Надо бы вспомнить».
Но память – такая штука: никогда не идет в заданном направлении, выбирает ключевое, отправное слово и бродит по ей одной ведомой дорожке.
Лелька сама была студенткой. И, вроде бы, совсем недавно. Правда, заочницей – стационар в их семье был непозволительной роскошью. Приезжая на сессии в чужой город, ставший на шесть лет учебы родным и знакомым до каждого перекресточка и переулочка, они группой старались селиться не в студенческом общежитии (желторотики мамкины – страционарники там только жили), а в гостиницах. Правда, в дешевеньких, на окраине. Но все же…
Так их группа облюбовала гостиницу для артистов приезжих цирков – с этим народом они жили в одном ритме – засыпали под утро, весело отмечая кто удачное представление, а кто – очередную сдачу экзамена. Дружили крепко с ребятами из ближайших институтов, с автодорожниками.
А однажды в их компанию привели парня – по задумке одногруппников его срочно нужно было познакомить с заучкой Иркой – умницей и красавицей, которая оказалась «синим чулком» и совсем не вписывалась в бесшабашную компашку разгильдяев с традиционными пересдачами и «неудами». Вот и решили – влюбленность спасет мир и подругу.
Парень оказался симпатягой – высокий, русоволосый, сероглазый – он внешне очень подходил Ирине, которая все еще заплетала шикарные волосы в косу и почти не красилась – ее яркому лицу не нужен был макияж.
Дурацкие смотрины прошли как-то скомканно, посидели в комнате за бутылочкой вина, прошвырнулись по городу. Ирка все время молчала, а Леля осторожно рассматривала кандидата в женихи. Звали его Юрой. Что-то спокойное и достойное было в нем и, несмотря на неловкую ситуацию, он держался непринужденно и естественно. В какой-то момент и вовсе оказался возле Лельки, взяв ее под руку, рассказывал байки из жизни своего факультета. Догулялись они в тот вечер до времени, когда Юркино общежитие закрыли, и его пришлось оставлять ночевать в их гостинице. Лелька легла с Ириной на одной кровати, освободив вторую для гостя. Ночью она проснулась от того, что кто-то перебирал пальцы ее рук. Открыла глаза – Юра стоял возле кровати на коленях и просто смотрел на нее, спящую. Они проговорили (прошептались) до рассвета и не могли расстаться утром. Как-то сразу стало понятно – это Он, а это – Она.
Не было прелюдии в их романе – их бросило друг к другу с неведомой силой, о которой часто пишут в бульварных романах. На второй день они гуляли по городу уже вдвоем. Забрели в зоопарк. Лелька расстроилась возле вольера с белыми мишками – такие те были несчастными и неуместными в нашей широте, с ее духотой и июньской жарой. А возле вольера с верблюдами и совсем разрыдалась – маленькие верблюжата с невероятно большими ресницами казались узниками концлагеря, просовывающими мордочки через сетки вольеров. На этом экскурсия и окончилась. Они бродили по ночному городу, целовались, как сумасшедшие, не имея сил оторвать друг от друга губы, руки. И боялись вернуться в гостиницу – планы друзей были нарушены, Ирка опять сидела одна за учебниками.
Но это оказалось самым ерундовым препятствием – в свои 23 года Юрка был женат и имел трехлетнюю дочь Антонину. Ранний брак «по залету» трещал по швам – ни у одного не хватало ни мудрости, ни любви его сохранять. Но это было так далеко, где-то в другой его жизни, в другом городе. А здесь были только они – их ночи, их тела. После сессии они разъехались по своим городам, по своим жизням. И встретились только через полгода на следующей сессии.
Юрка снял для них квартиру – их роман перестал быть тайной для друзей, и они приняли такую рокировку. Лелька летала от счастья – пусть и на две недели, но у них был свой дом, свой быт. Вернувшись из института, по вечерам, Юрка в одном фартуке на голое тело, готовил в духовке утку. И потом эту запеченную птицу моментально съедали вечно голодные друзья-одногруппники, заглянувшие в гости. Лелька писала конспекты за двоих. А вечерами они любили подолгу бродить по ночному городу и болтать ни о чем.
По обрывкам Юркиных фраз, она знала, что у них с женой все совсем не ладится. Но боялась даже сама себе признаться, что рада этому и ждет. Ждет слов, которых ждали и женщины Древнего Рима, и которые будут самыми нужными во все времена: «Я не могу жить без тебя. Люблю». Но Юра молчал.
А в одну из ночных вылазок они встретили сидящего на обочине котенка. Чумазого голодного, ничейного. Лелька его погладила: «Славненький, бедненький, никому не нужный». И котенок понял – его не пнули, не прогнали, приласкали, и маленький умишко вычислил – есть шанс стать любимым, нужным, преданным. Он еще долго бежал за ними мелкими перебежками, жалобно мяукая. Юрка по-доброму пожурил: «Видишь, что ты наделала – приласкала, а брать не собиралась. Только надежду котенку дала и сделала еще хуже».
Ничего обидного в этом вычитывании не было и, по большому счету, Юра был прав. А у Лельки боль стала комом в горле: «А как же я? Меня зачем приручил, приласкал, когда насовсем брать не собирался?!» Ее молчание было расценено, как незаслуженная обида. Утром, выскочив за хлебом, Юра принес ей розы и тут же, поцеловав, умчался в свой институт. А Лелька, перебирая его конспекты, нашла лист, весь исписанный именем дочери «Антонина. Тошка. Тонечка. Тонюшка». И это было больше, чем любовная записка другой женщине, подслушанное страстное признание. Лелька навела порядок в квартире, написала записку любимому, в которой рассказала все – и о своих ожиданиях, и о страхе причинить боль его близким, собрала свои вещи, завезла ключ от квартиры Юрке в институт, пообещав вернуться домой пораньше, и уехала в гостиницу, к своим. Мест не было, и пришлось по-партизански ночевать на одной кровати с Ириной – не привыкать!
Он не стал ее тогда разыскивать и что-то выяснять. Летом Лелька защитила диплом и год ничего не слышала о любимом. Были в ее жизни работа и много путешествий. Позже появился мужчина с заветными словами и предложением жениться. А в один из вечеров в ее квартире раздался телефонный звонок, и родной, такой родной и забытый голос, как ни в чем не бывало, спросил: «Как живешь?». Они говорили о том, как теперь защищается он, об общих друзьях, о студенческом городе. Чеку он сорвал вопросом: «Что нового в личной жизни?». Ее ответ ушел на отсчет до пяти: «Я замуж выхожу!». И взрыв – его крик в трубке: «Не делай этого! Я тебя так люблю! Я жить без тебя не могу! Я свободен, я приеду, я заберу тебя! У нас будет сын!». «Поздно, милый. Поздно. У меня будет сын. Но не твой!».
Она больше никогда не была в их студенческом городе. Никогда не погладила на улице бездомного котенка. И никогда больше не была счастлива, как в те две студенческие сессии. А сына назвала Юркой. «В честь Гагарина», - сказала своей вечно недовольной и подозрительной свекрови.

Ольга Стадниченко