«Здравствуйте, товарищи, дамы, господа. Это голос Токарева Вилли…». Песни короля русского шансона практически сразу становятся хитами.
«За помидоры ответишь»
– Путь на музыкальный Олимп для вас начался в пятилетнем возрасте - с хора в собственном дворе…
– Это было началом моей профессиональной музыкальной карьеры. Будучи школьником, писал музыку к своим стихам, играл на гитаре. Я вырос на хорошей советской песне. Лидия Русланова, Изабелла Юрьева, Клавдия Шульженко – мой музыкальный фундамент. Будучи моряком, заочно по учебникам изучал музыкальные предметы. После армии поступил в музыкальное училище при Ленинградской консерватории по классу контрабаса. Конкурс был пять человек на место, но я обошел конкурентов.
– А почему выбрали именно контрабас?
– Однажды зимой приехал к нашим знакомым в Ленинград. По пути домой увидел пожилого человека, который нес контрабас. Мне его стало очень жалко: «Дедушка, давайте я вам помогу». А он в ответ: «Это очень ценный инструмент, и, если мы поскользнемся, его разобьем». Но я уговорил принять помощь. В ответ старик пригласил меня на чашку чая. Ему и его жене я сказал, что очень люблю музыку. Выяснилось, что жена нового знакомого - концертмейстер. Она была тронута тем, что я помог ее мужу, и предложила заниматься со мной сольфеджио. Старик учил игре на контрабасе. Однажды я услышал их вердикт: теперь можно подавать документы в музыкальное училище. Уже на втором курсе я был нарасхват. Работал в лучшем ресторане «Нева», что на Невском проспекте, с лучшим оркестром Ленинграда.
– Сколько же зарабатывал в то время советский музыкант?
– После того, как Эдита Пьеха спела мою песню «Дождь», пришли бешеные авторские гонорары. Купил одежду, новый контрабас, кооперативную квартиру, стал помогать друзьям, у которых были маленькие стипендии и не всегда хватало денег на пропитание. Зимой покупал свежие помидоры, за что и был задержан ОБХСС. Там сказали: «Мы знаем, где вы работаете, но и знаем, сколько стоят зимой помидоры». «Покупаю помидоры за свои деньги!». «Докажите!», – упорствовали правоохранители. Дома я предъявил наколотую на гвоздик пачку платежных извещений за авторские гонорары. Сотрудники ОБХСС извинились и с тех пор меня не трогали.
Отобрали крест и ноты
– В каких жанрах вы работали?
– Песни на злобу дня у меня получались язвительными, хотя я просто констатировал факты из жизни. Однажды пригласили на телевидение в программу «Доброе утро», и я показал свою новую песню. Одна из редакторов воскликнула: «Песня – это динамит!». Я запомнил эти слова на всю жизнь.
– Как получилось, что православный, выходец из казаков, оказался в Америке по еврейской квоте?
– Памятуя, что «песня – это динамит», я решил подыскать страну, где смог бы реализовать свое творчество. Знакомые евреи прислали вызов из Израиля. За разрешением отправился на заседание месткома отдела музыкальных ансамблей. 15 человек, почти все евреи, дружно отговаривали меня ехать к «антисемитам». Убедили. Когда о моем отказе узнали друзья, они ужаснулись: «Что ты наделал, Вилли?». Мне прислали повторный вызов. Снова тот же местком и те же евреи... Однако на этот раз добро на выезд мне дали. С этим совпал визит в СССР президента США Ричарда Никсона. Тогда многим вручили предписание: убраться из СССР как можно скорее. На таможне у меня отобрали контрабас и серебряный крест, который сочли национальным достоянием. Отобрали и рукописные ноты. Разрешили вывезти зубную щетку, зубной порошок, кусок мыла и 100 долларов.
– И где вы оказались с этим «капиталом»?
– В Италии, где тут же потратил 95 долларов: купил книжку о группе «Биттлз» и кокосовый орех, который давно мечтал попробовать. Оказалось, что это гадость, и с тех пор у меня аллергия на кокосы.
Балалайка и чаевые
– Куда же Вы отправились с пятью долларами в кармане?
– В организацию, которая принимала таких же бродяг, как и я, - «Толстовский фонд», президентом которого была дочь Льва Николаевича. В фонде были откровенны: понаехали тут нищету разводить. Месяц мне платили пособие от фонда - 25 долларов в неделю. Дальше пришлось выкручиваться самому. Работал в хлебопекарне, разносчиком почты на Уолл-стрит, упаковщиком посылок в Украинском центре. Однажды в офис позвонили: «В Карнеги-холл будет концерт, в котором примут участие эмигранты со всего мира. Мы узнали через «Толстовский фонд», что вы тоже музыкант. На чем играете?» – «На контрабасе». «Нам контрабас не нужен. Нужна балалайка». Хорошо, что я умел играть на этом инструменте. Для концерта приготовил попурри из русских народных песен: «Светит месяц», «Калинка-малинка». Когда вышел на сцену с балалайкой, раздались аплодисменты. Спел. Публика была в восторге, меня попросили исполнить попурри на бис. На выходе из зала ко мне подошли двое: «В Америке только суперзвезды могут получать хорошую зарплату. Хотите, мы вам поможем, устроим вас в медицинский офис? Будете получать приличные деньги». Девять месяцев я учился на медбрата. Моей униформой были белая рубашка, пиджак и белые брюки. Однажды на 52-й авеню меня встретил молодой человек с планшетом. Он показал мне на пустырь: «Хотите здесь жить?». «Но ведь здесь ничего нет», - удивился я. «Будет стоять небоскреб», - заверил собеседник и рассказал о специальной социальной программе: половину стоимости жилья оплачивает человек, вторую платит государство. Через полгода меня вызвали, чтобы вручить ключи от новой квартиры. Из окна открывался потрясающий вид на мириады огней небоскребов. Многие песни я написал, наблюдая за этой красотой.
– Квартиру получили, а как насчет работы?
– После того, как я лишился работы в медицинском центре, необходимо было каждую неделю отмечаться на бирже труда. Однажды я опоздал, а это в Америке карается очень строго. Меня тут же лишили пособия. Словом, проживая в небоскребе, я был безработным. В 1979-м, в то время когда мы с пианистом Левой искали работу, советские войска вошли в Афганистан. В знак протеста американцы выливали русскую водку, а музыкантам из СССР работодатели вежливо отказывали, обещая «перезвонить позже». Однажды зашли в ресторан «Лос Мадрилос». Нам объяснили: каждые две недели здесь проводится шоу-кейс – отборочный тур, где музыканты демонстрируют свое искусство. Кто понравится хозяину, того возьмут на работу на две недели. Хозяин – кубинец, его партнер – мексиканец. Нам дали задание исполнить что-нибудь латиноамериканское и, конечно же, русское. Я исполнил песню «Темная ночь». В первые секунды зал застыл в гробовом молчании, и в голове мелькнуло: это провал. Затем раздался шквал аплодисментов. Мы подписали контракт на две недели. К окончанию срока Лева, который до этого подбирал бычки на улице, а теперь мог позволить себе дорогие сигареты, с грустью сказал: «Близится конец нашего рая».
– Рай не закончился?
– Однажды к нам подошла женщина: «Можете сыграть песню «Как глубок океан» Ирвинга Берлина?». Лева, который не знал эту вещь, от стыда даже слова сказать не смог. Тогда мне в голову пришла идея. Через квартал есть магазин, добудем ноты и сыграем. Так и сделали. Пока возвращались из магазина, я выучил припев, а Лева сыграл так, как в жизни никогда не играл. Американка была в восторге: «Вы же сказали, что не знаете этой песни!». Когда она узнала, как мы это сделали, дала мне и Леве по 20 долларов. Это были наши первые чаевые в Америке. Подошел хозяин: «Вы знаете, кто она?». «Нет». «Продолжайте работать и никакого шоу-кейса!». Мы проработали еще семь месяцев и по тем временам получали приличную зарплату - 250 долларов в неделю. Когда хозяева решили продать ресторан, пришлось уйти.
Поющий таксист
– «А почему Нью-Йорк зимой и летом желтый? Да потому, что очень много в нем такси». Вы работали таксистом. Что это вам дало, кроме строчек для очередной песни?
– Четыре года я работал шофером такси, чтобы собрать деньги и выпустить кассету со своими песнями. Четыре раза меня грабили и легко могли убить, но Бог миловал. Пригласил лучших музыкантов и на лучшей студии Нью-Йорка записал компакт-кассету. Через пару недель моя жизнь полностью изменилась. Я получил массу чеков с гонорарами. Русские эмигранты стали раскупать кассеты с моим альбомом. По ночам меня стал будить охранник нашего дома: «Вилли, тут опять пришли нью-йоркские таксисты за твоими кассетами!». За два-три месяца я вернул деньги, вложенные в производство альбома, купил квартиру в старинном доме на берегу океана на Брайтон-Бич, машину. За 25 лет в Америке выпустил 22 альбома. После выхода пятого альбома купил собственную студию и все остальные альбомы записал сам: «Вилли Токарев – ван мэн бэнд, или человек-оркестр». Таким образом, в США я реализовал то, что хотел.
– «Вот я стал богатый сэр и приехал в эс-эс-эр». На гастроли в СССР вы впервые приехали в 1989 году. Как это случилось?
– Мне наперебой стали твердить: песни Токарева звучат в СССР от Украины до Камчатки. Я не верил, поскольку написал свои песни для эмигрантов, живущих в Америке. «Ты станешь рублевым миллионером!» – говорили мне знакомые. «Это неважно, – отвечал я. – Важно, что, наконец, через пятнадцать лет разлуки смогу увидеть маму».
Подготовила Марина СИДЕЛЬНИКОВА
|