Фраза «Надоело все! Уйду в монастырь!» уже давно стала классикой разговорного жанра. Но, как известно, пути Господни неисповедимы. Накануне Великого поста корреспондент «ТЕХНОПОЛИСА» побывала в Свято-Сергиевском женском монастыре. Свято-Сергиевский женский монастырь, который находится в селе Сергеевка Славянского района, был преобразован из приходского храма в 2002 году по благословению митрополита Донецкого и Мариупольского Иллариона, в то время управляющего Горловской епархией. Позже решением Священного Синода Украинской Православной Церкви старшая сестра Свято-Сергиевского монастыря монахиня Феодосия (Мельникова) была возведена в сан игуменьи с возложением наперсного креста по должности. Именно с матушкой Феодосией я и встретилась перед началом Великого Поста и как человек мирской расспросила ее о жизни монахинь, о ее отношении к проблемам кризиса и массовому неумению приобщаться к таинствам христианской веры.
Корреспондент: Матушка Феодосия, расскажите подробнее о том, как создавался монастырь. М. Ф.: Изначально службы проходили в старом здании детского сада села Сергеевка. Позже в день Благовещенья на месте будущего монастыря прошла закладка камня нашего храма, первым священником которого был отец Павел (Жученко). Он открывал приход и до сих пор о нем сохранились очень теплые воспоминания. Верхний храм освящен и назван в честь Преподобного Сергия Радонежского. Есть у нас еще и нижний храм – в честь мученика Виктора. На момент передачи прихода в монастырь были построены только здание храма, трапезная и дом священника. Все остальные постройки производились позже, с учетом того, что при храме будет организован женский монастырь. Корр: А чем была вызвана необходимость создания на базе прихода женского монастыря? М. Ф.: Годы безбожия давали о себе знать. Пока храм был маленьким, приходская община успевала за ним ухаживать. Когда же добавилась территория, поднялись строения, то оказалось, что у каждого жителя есть семья, работа, хозяйство, а значит, времени на уход за храмом у людей не было. А в любом хозяйстве, пусть и самом маленьком, должен быть хозяин. Когда мы сюда приехали, у входа рос бурьян выше человеческого роста. Изначально на наведение порядка ушло много времени и сил. Это потом стало легче — нужно было только поддерживать порядок. Корр: Как складывался ваш путь к монашеству? М. Ф.: Мне часто задают вопрос «Почему вы стали монахиней?». Я отвечаю: «А почему люди становятся врачами, учителями, музыкантами?». Это — призвание, если выбор делается по велению Божьему. Я выросла в семье верующих людей, воспитана в послушании и строгости. Моя бабушка умирала в монашеском сане. Мама сейчас печет просвиры и регентствует в горловких храмах. В свое время, окончив школу, я собиралась поступать в медицинский институт. Да и сейчас я тяготею к сестринской деятельности, понимая, что врачевание — это дар Божий. Я бы ухаживала за больными, перевязывала, делала уколы. Было в моей жизни много людей, которые сыграли решающую роль в выборе пути. Это и мой духовный наставник Владыка Олипий, и регент хора горловского Николаевского собора Зоя Дмитриевна, которая была для меня образцом и человеческих, и профессиональных качеств. Поэтому я окончила Черниговское духовное училище по классу регента, а к 20-ти годам стала инокиней. Корр: Расскажите, как выстраивается иерархическая сиситема в женском монастыре? М. Ф.: Возглавляет женский монастырь игуменья, у нас — это я. Службы проводит священник отец Евгений. На сегодняшний день у нас 13 насельниц: две схимницы, пять инокинь и монахинь, остальные послушницы. У нас есть схимонахиня Платонида, которая прошла тяжелый жизненный путь. От младых лет она была человеком глубоко верующим, несколько раз за это была осуждена, пережила и ссылки, и тюрьмы. Сейчас ей 89 лет, она слаба здоровьем, почти ослепла. На монашеский путь никто силой не подводит. Я никогда не приукрашиваю в беседах монашескую жизнь. Приходят иногда абсолютно мирские люди, которые даже земные поклоны класть не умеют. Но что-то же их приводит в храм?! Как говорится в Евангелии, мы не сами приходим в храм, нас присылает Господь. Раз человека что-то призывает, он что-то должен найти, получить какой-то жизненный толчок. Послушничество и дается для того, чтобы испытать себя. Бывает, что приезжают к нам молоденькие девочки. Все им нравится – и одежды монахинь, и наш уклад. Как они это сейчас называют – «прикольно!». Им хочется окунуться в нашу жизнь. Я смотрю по обстоятельствам – запрещаю или разрешаю пожить у нас, минимум, три дня. И потом уже человек для себя определяется, выясняя, что им двигало – любопытство или зов души, призвание. А все серьезные решения принимает духовный совет монастыря, в который кроме меня входят еще три матушки. Корр: Какой путь проходят послушницы перед постригом в монахини? Есть какой-то возрастной ценз для женщин, приходящих в монастырь? М. Ф.: В каждом случае это бывает по-разному. Иногда даже в преклонном возрасте, придя к нам, женщина так и остается до конца жизни послушницей. Все мы грешные, страстные и порочные. Но есть люди, которые это признают и стараются исправить, забыть многое из прошлого, принимая решение посвятить себя монашеству. К великому сожалению, у многих грех самосожаления («Ах, какая я несчастная! Какую трудную жизнь я прожила! И теперь за мои страдания все должны меня любить, жалеть и на руках носить») берет верх. Таких людей с большой осторожностью представляешь к постригу, потому что справиться с этим грехом иногда не помогает даже таинство покаяния перед постригом. Монашество, монашеская жизнь, процессы, которые происходят в душе, сердце у каждого человека, живущего в обители – это тайна. Иногда даже сам человек для себя не может объяснить происходящее в его душе. Строгого возрастного ограничения нет – нужны и старшенькие, чтобы научать младших, и молодые. Кого Бог призовет, того и принимаем. Корр: Есть какой-то ритуал подготовки послушницы к постригу? Многие в миру воспринимают это слово буквально, считая, что женщин коротко остригают. М. Ф.: Таинство пострига стараемся совершать во время или Великого, или Рождественского поста, когда выдерживается строгий пост, постоянно вычитываются молитвы. Но это все же остается личным делом каждого. Никто не остригает волосы коротко или налысо, а условно на голове выстригается крест. Корр: Какие проблемы есть у монастыря? М. Ф.: Всегда монастыри жили по своим правилам и канонам, вдалеке от мирской суеты, не вынося за стены проблемы, не жалуясь и не стеная. Проблем у нас, конечно, много. В миру бытует мнение, что монашество – это проявление самолюбия, когда лентяйки отказываются рожать и воспитывать детей, за что-то отвечать, за что-то бороться в жизни. Но все забывают, что борьба с самим собой – самая трудная. К нам приходят люди разнохарактерные, со своим видением и пониманием жизни. И надо постараться объединить их в единый организм, который бы жил, трудился и молился по единым правилам. А если учесть, что монастырь все же женский, то проблемы, присущие чисто женским коллективам, у нас тоже есть. У мирских людей есть возможность на работе быть в одном коллективе, в семье — в другом, есть шанс сходить в гости, уехать в отпуск. А у нас люди добровольно от этого отрекаются, самое большее, что мы можем себе позволить, чтобы разнообразить обстановку — это с благословения Владыки поехать по святым местам. А от внешних проблем куда деваться? Они всегда были, есть и будут. Корр: Есть ли у монахинь духовник для исповеди? М. Ф.: Владыкой назначен в качестве отца-духовника для монастыря архимандрит Спиридон. Корр: По канонам в церквях не допускается вход женщин в алтарь. А у вас на службе в алтаре отцу Евгению помогали монахини. М. Ф.: В женских монастырях допускается служение в алтаре женщин преклонного возраста, которые уже не могут находиться не в чистоте (нет женских физиологических ежемесячных недомоганий — прим. автора). Они получают благословение и помогают батюшке в проведении службы, треб. Никакого канонического нарушения в этом нет, при условии, что есть благословения правящего архиерея. У нас в службе батюшке помогают две женщины. Называются они алтарницами. Корр: Допускается работа на территории монастыря мужчин? М. Ф.: У нас постоянно работают два мужчины, а остальные – наемные – привлекаются по мере необходимости на выполнение тяжелых работ, так как у нас есть женщины преклонного возраста и практически слепые, три – после перенесенных тяжелых операций. Корр: От каких благ цивилизации вы отказываетесь, а какие в вашем быту допускаются? М. Ф.: У нас кельи частично оборудованы кондиционерами, есть в монастыре и мобильный телефон. Телевизор используется только для просмотра духовных православных фильмов и то только в будние дни, но не в дни поста, не в праздничные дни. Компьютера у нас нет, и необходимости в нем пока тоже нет. Корр: У вас живут одни женщины. Что из косметики допускается использовать, что – нет? Наличие каких украшений допускается? Какое самое большое лакомство могут позволить себе насельницы монастыря? От какой еды отказываются монахини? М. Ф.: Запрещена любая декоративная косметика. Но кремами, шампунями, мылом мы пользуемся. Не допускается ношение колечек, сережек, цепочек, крестиков из драгоценных металлов. Все лишнее отвлекает. Самое любимое наше лакомство вне поста – это мороженое, торты. Все мы любим рыбку, и на Благовещенье она будет на столах. Если есть пожертвования, я всегда стараюсь купить сестрам фрукты. Вне поста мы кушаем все кроме мясных блюд. И это, как считают многие, не тяготит. Если жертвуют нам мясо, мы не отказываемся, готовим его для рабочих. Исключение во время поста мы делаем для болеющих, допуская употребление ими кефира, творожков, супа с постным маслицем в первую неделю сухоедения. Корр: А есть ли у насельниц монастыря время, когда они могут распоряжаться сами собой? М. Ф.: После обеда есть полтора часа отдыха, чтобы отдохнуть после утренней службы перед вечерней. Кто-то употребляет это время на отдых, кто-то – на чтение, кто-то – на стирку, глажку. Я настаиваю, все же, чтобы это время использовалось для отдыха — службы у нас длинные, выстоять по 5-6 часов сложно. Есть моменты на службе, когда можно присесть, а есть — нужно только стоять при любом самочувствии. Поэтому за границей бытует мнение, что русские «молятся ногами» (это в сравнении с католическими храмами, где позволено сидеть всю службу). Корр: Вы, наверняка, слышали, что в миру последние годы живет страшилка под названием «кризис». М. Ф.: Слышали об этом. Приведу по этому поводу слова Владыки Арсения, наместника Святогорской Лавры: «Нет никакого кризиса! Если бы он был – все люди были бы массово в церкви! А их как не было, так и нет!». Понимаю, что людям сейчас тяжело. В последнее время вырос уровень жизни, требования у людей к комфорту повысились и лишиться всего этого страшно, тем более что современный человек абсолютно не приспособлен жить вне цивилизации, позабыв, что в природе есть все необходимое, чтобы выжить. Верующий человек, все же, надеется на Божью помощь, а неверующие пребывают в панике. Все, что выпадает на нашу долю, дается за грехи наши. Книги написаны для слепых, а зрячие должны жизнь читать как книгу, анализируя происходящее, делая выводы. Корр: Как вы оцениваете тягу наших людей идти в храм только для того, чтобы освятить пасхи и воду, принося попутно колбасу и водку? М. Ф.: Хорошо, что люди приходят в храм. Но люди выполняют только обрядовые моменты, не задумываясь, что стоит за этим. Нужно бы прийти в храм в страстную седмицу, послушать Евангелие, пройти обряд причастия, исповеди, чтобы окунуться внутрь себя и дать ответ, что ты из себя представляешь. Освящая пищу после воздержания, после поста, мы испрашиваем разрешение на ее употребление. А зачем это делают люди, которые не постились, мне не понятно. Освященные пасхи доедаются до крошек. Я не приветствую использование термонаклеек для украшения яиц — после употребления в пищу освященных продуктов разорванные наклейки с ликами святых, крестами оказываются в мусорном ведре. Что делать? Мы давно затомили свою душу духовным голодом.
Я прожила в монастыре с разрешения матушки Феодосии два дня, приоткрыв для себя размеренность и большую духовность жизни в обители. Отстояла большие предпраздничные и праздничные службы, осознавая, к сожалению, свою душевную непричастность к происходящему — отвлекали безумно ноющие плечи, руки. Возможность посидеть не была для меня спасением — встав в 5 часов утра, я, сидя, к своему стыду засыпала моментально. Получив послушание на уборку монастырской территории и выполняя работу, я прислушивалась к новым ощущениям — говорить совершенно не хотелось, в душе было покойно и уютно — это и называется благостью. Трапезничали все за одним столом, изначально прочтя молитву. Постный борщ, суп, картофель и гречневая каша с грибами, тушеная капуста и салат из свежей, свекла, фасолевое пюре, соленья были очень вкусными и сытными. Монахини и послушницы были терпимыми к моему незнанию правил поведения, доброжелательными и очень приветливыми. Покидая обитель, я мечтала вернуться сюда не с редакционным заданием, чтобы мысленно не выстраивать кадр для фотографии, не ожидать звонка с очередным поручением, а вырваться и «причесать душу», вникая в смысл молитв, сделав ревизию своей жизни и возможно прийти к искреннему покаянию. Если кому-то будет интересно увидеть монастырь своими глазами, то добраться в Сергеевку можно на автобусе в направлении Доброполья. Отстоять службу, получить послушание, оттрапезничать, впустив в душу свет веры. |
Ольга СТАДНИЧЕНКО, фото автора
|